Жак любил одиночество, как ни странно. От принимал его как должное, как издержки его высокого положения и в ордене, и в светском обществе. Как же, сам Великий магистр ордена Тамплиеров. Ордена, потерявшего сперва Иерусалим, а потом и вовсе изгнанный из Святой земли. Опозоренный проигрышами, но не сломоеный. Нет, никогда! Как и многие старики, де Моле имел небольшую слабость не только к удобству, комфорту и роскоши, но и к прославлению времен, когда земля была плодороднее, женщины красивее, мужчины мужественнее, а сами они молодыми... Жить прошлым, это проблема многих душ, ожидающих уже встречи с Богом.
Так вот, Жак де Моле сидел в кабинете и сочинял письмо своему коллеге Фульку де Вилларе, магистру ордена Иоанитов. Дело в том, что он не так давно отклонил очередное предложение Папы Климента V о слиянии их орденов и интересовался, по каким же причинам госпитальеры желают этого слияния с такой же силой, как и обитатели Тампля. У самого де Моле было несколько весомых аргументов против, которые пока ни Филипп Красивый, ни его "карманный" Папа Римский опровергнуть не смогли. Интересно, мысли Великих магистров конкурирующих орденов наконе-то сошлись хоть в чем-то?.. Писал и знал, что черт-с-два скажет де Виллар правду, не такой он человек. Хитрый, расчетливый, умелый во всей этой кулуарной возне. Может на поле брани он и проиграет Жаку, но никак не в умении плести интриги. Но де Моле всегда был способным учеником и учился достаточно быстро, чтобы понимать, когда соперник слаб, а когда просто заманивает в ловушку... Или отвлекает от кормушки. В последнее время Магистр стал замечать, что все чаще и дольше он думает о деньгах, выгоде, расчитывает и прикидывает. Эти качества хороши для дельцА, для купца, а не для рыцаря, коим пока что Жак является. Старик бранил себя, укорял, часами простаивал на коленых в часовне, но нет... Кощунственные мысли старого ростовщика не покидали его. А ноги болели все сильнее, суставы скрипели, как несмазанные дверные петли... Старость не радость, однако...

Жак был настолько не увлечен своей работой по попытке наладить контакты с Госпитальерами, что услышал, как в его апартаменты проник некто. Не как вор, как посетитель. Если учесть, что де Моле приказал не беспокоить его некоторое время (он это письмо уже неделю пишет и постоянно откладывает). Но вот кто-то нарушил этот запрет, и Жак был готов благословить его. Но чтобы сохранить лицо, Великий магистр неторопливо встал и величественно прошествовал в приемную, где гость должен был очутиться. А это был всего-то брат экзорцист, известный как Самуил. Сказать, что де Моле поощрял подобные прозвища, значит соврать. На самом деле, в основном, ему было все равно. Но это попахивало ересью, если честно. Хотя если посмотреть, чем занимались многие тамплиеры, перенявшие многие традиции и культы неверных, захвативших Святую землю. Последние три магистра закрывали на это глаза, сами не редко поддавались влиянию культов Востока. И сам де Моле не исключение...
- День добрый, брат мой, - наконец подал голос старик, кивая медленно и степенно, как и положено степенному человеку, занимающему высокий пост. - Я чем-то могу помочь? Или ты пришел любоваться моей картой?
Последние слова были сказаны с иронией и некоторым недовольством.

Жак криво усмехнулся.
- А я похож на прекрасную даму, чтобы приглашать меня на прогулки? - вскинул бровь старик. Какие еще прогулки, когда письмо не дописано? Дел уйма, а ведь очередной Крестовый поход на носу! По крайней мере очень хотелось в это верить...
Но человек такое существо, которое будет все, что угодно, лишь бы не работать. Великий Магистр Тамплиеров был не исключением из этого печального правила. Изобразив на лице все свое негодование, мужчина, поглаживая бороду, исподлобья глянул на Самуила, тяжело вздохнул и кивнул головой:
- Хорошо, пойдем прогуляемся, дорогой брат. Вы желаете мне что-то сообщить или показать? Или просто помогаете старику развеяться и не забывать про жизнь мирскую, про прелести нашей родной земли?
Но в то, ни в другое Жак де Моле не верил. Он был плохим интриганом, но ведь не настолько! Первые два варианта были куда правдоподобнее. Сказать что-то наедине, чтобы никто не мог подслушать и подсмотреть.
Они с  братом-экзорцистом никогда не ладили. Но всегда бежали в одной упряжке, а значит навсегда повязаны одними тайнами и одними делами.

Жак был готов к тому, что для прогулки придется выйти за пределы самого надежного в мире задания, за пределы Тампля, где каждый тамплиер может чувствовать себя защищено и уверенно. Резко, коротко дернув уголком губ, магистр проницательно поинтересовался:
- И насколько будет уединенной прогулка, дорогой брат? - нет, де Моле не то, чтобы был против кого-то третьего, но если речь пойдет о делах... было бы неплохо знать того, кто решается назначать аудиенцию самому магистру Ордена тамплиеров. А иначе подобное приглашение назвать нельзя было. И выходит, что Этьен-Мари выполняет роль посыльного. Высокородного, влиятельного, властного, но... посыльного. Какое унижение, какой позор для всего ордена. Но пока де Моле не услышал окончательного подтверждения своих мыслей, пока он только подозревал, а потому держал столь резкую оценку поведения коллеги, брата во Христе и по оружию, не торопился, ограничившись все таким же сверлящим, тяжелым взглядом. - И на какие места должны стать мои мысли?
Ершисто, ворчливо поинтересовался магистр, поглаживая почти полностью седую, окладистую бороду. Как всегда, выглядел он сухо, величественно, двигался с неторопливой ленцой потомственного аристократа, который и смотрит на вас только из великой своей милости и доброты. И снова уголок губ коротко дернулся вверх в злой, издевательской усмешке, голова наклонилась в извечном жесте вопроса.